Эрнст Фишер - Растут ли волосы у покойника? Мифы современной науки
Итак, положение о том, что в Средник века люди думали, что Земля представляет собой диск, – (предположительно злонамеренное) изобретение последующих поколений, которые стремились повысить ценность собственного (низкого) уровня знаний тем, что приписывали своим предшественникам эту чепуху. И по сей день авторы школьных учебников грешат тем, что продолжают распространять эту чушь. Возможно, они считают, что таким образом покажется увлекательней их рассказ о Колумбе, который, направляясь в Новый свет, рисковал добраться до края Земли и провалиться в бездну. О том, что сие не может произойти, было известно еще в 1260 году, после того как Марко Поло прошел по Земле к югу от экватора – во всяком случае, он продвинулся настолько далеко, что уже не видел Полярную звезду. В то время о форме шара давным-давно писали учебники, о чем позаботился преподававший в Париже английский астроном Иоанн Сакробоско. В 1230 году он представил свой «Трактат о сфере» (Tractatus de sphaera), в котором дал разъяснения о месте круглой Земли во Вселенной.
В наши дни, среди прочих, мифом о Земле в форме диска занимаются Рудольф Зимек («Земля и Вселенная в Средние века») и Райнхард Крюгер («Об археологии глобального пространственного сознания»). Кажется, что нам, просвещенным представителям XXI века, доставляет удовольствие изображать древних глупцами. Разумеется, в Средние века европейцы ничего не знали о гравитации и не путешествовали в Австралию или в Новую Зеландию. Мы можем лишь догадываться, что люди эпохи Средневековья предполагали, что они стоят наверху на Земле, которую они рассматривали как неподвижное тело во Вселенной. До Коперника наша планета не вращалась ни вокруг Солнца, ни вокруг своей оси. Остается задать вопрос: что же, как тогда считали, находилось внизу? Как всегда, если у людей есть какой-либо пробел в знаниях, они заполняют его предположениями, которые затем распространяются как знания. А поскольку для преисподней требовалось много места, она там и обосновалась. Теперь туда уже никто не стремится – ведь обнаружилось, что есть нечто получше, например Новая Зеландия.
Первая железная дорога внушила людям страх
К «1000 важнейших дат мировой истории» относится открытие первой в мире железной дороги. Она была построена в 1825 году, соединив два английских города – Стоктон и Дарлингтон. В 1830 году к ней добавилась железная дорога для пассажирских перевозок – между Манчестером и Ливерпулем, а в 1835 году и в Германии была проложена железная дорога – от Нюрнберга до Фюрта и обратно. В «Истории путешествия по железной дороге» Вольфганг Шивельбуш рассказывает о последствиях этого технического прогресса, который привел не только к индустриализации пространства и времени, но и позволил по-иному воспринимать природу. «Железная дорога породила новый ландшафт, – пишет Шивельбуш, – движение поезда кажется движением самого ландшафта». Картина за окном создает «синтетическую философию глаза», и возникают представления о «могущественном машинисте».
Новый способ путешествий был тут же использован для чтения– идея читать в поезде во время движения так же стара, как и сама железная дорога, и вскоре появилась организованная продажа книг на вокзалах. Чтение помогало преодолеть усталость, которая появлялась у пассажиров после продолжительной поездки на поезде и которая стала объектом медицинских исследований. Ученые видят ее причину в быстрых вибрациях, воздействующих на людей, но и не только в них. Кстати, уставать может и материал, как установлено наукой о прочности. Многие из нас слышали выражение «усталость материала», которое сегодня часто звучит при расследовании несчастных случаев.
Восхищение, чтение, усталость – а где же страх и ужас, которые сопровождали первых пассажиров поездов? Их практически и не было, хотя школьные учебники и другие сомнительные источники пытаются внушить нам совершенно другое. Разумеется, у людей возникали странные ощущения, когда черное, зловонное облако поднималось из трубы, и, конечно, все страшно скрежетало и грохотало, когда первые поезда медленно и со скрипом трогались с места, а многие пассажиры, возможно, воспринимали достигнутые скорости как высокие, хотя хороший бегун спокойно мог бы бежать и быстрее тогдашних поездов. Наверное, были несколько отдельных голосов, выразивших обеспокоенность, но они утонули в общем ликующем хоре в честь пионеров нового способа путешествий.
Заботы доставили – не только машинистам, но и, например, страховым компаниям – возможные аварии на железной дороге и предполагаемые новые болезни, такие как микроскопическое разрушение спинного мозга («Raylway Spine»), которые, однако, так никогда и не были обнаружены. Но и этот страх вскоре прошел. Люди привыкли к новому способу передвижения и радовались возможности быстро и вместе с тем надежно добраться до своей цели. Мы легко приспосабливаемся к тому, что сами создаем. Мы выбрали этот стиль жизни и справляемся с ним. И нас не запугать!
Наука – не предмет для шуток
Если надо пошутить, то в науке это сделать сложно уже потому, что о ней и ее героях известно очень мало. Например, когда артисты пародируют известных политиков, таких как Гельмут Коль или Ангела Меркель, нет необходимости в представлении их самих и их особенностей. В науке дело обстоит иначе, так как, за исключением Эйнштейна, мало кто представляет, как выглядел, и вообще – кто это такой, например Нильс Бор, который, будучи современником Эйнштейна, часто спорил со своим знаменитым коллегой о толковании новой физики – в том числе и в отношении существования Бога. И надо заметить, что именно этот великий датский физик весьма любил пошутить о науке.
У Нильса Бора был летний дом, над входной дверью которого висела подкова. Когда один из посетителей спросил: «Но Бор, ведь вы, профессор физики, не верите в действие амулетов, приносящих счастье?», Бор ответил: «Конечно, нет, но я слышал, что они действуют даже в тех случаях, когда в них не верят». Когда коллега, с которым Бор оказался в лагере лыжников, попросил его вымыть посуду, тот сначала принялся за дело. Однако потом на его лице появилась ухмылка, потому что ему пришло в голову нечто, что можно сформулировать примерно так: «Наука – это как мытье посуды. У нас есть грязная вода и грязные кухонные полотенца, но тем не менее с их помощью мы умеем содержать в чистоте грязные тарелки и стаканы. Вот и в науке есть неясные понятия и непонятным образом ограниченная своей областью применения логика языка, с помощью которого мы описываем эксперимент с неясными результатами. И тем не менее все три области позволяют добиться ясности в понимании природы».
К тому же, Бор любил маленькие логические шутки, а также имел смелость воспринимать вопросы буквально. Когда он был еще студентом, на одном из экзаменов его попросили объяснить, как при помощи барометра определить высоту здания, и, по слухам, состоялся следующий диалог:
– Господин Бор, как Вы определите высоту дома при помощи барометра?
– Очень просто. Возьмем, к примеру, здание нашего института. Я беру барометр, взбираюсь на крышу, бросаю барометр вниз и определяю время падения, на основании чего рассчитываю высоту.
– Господин Бор, поменьше разрушений, пожалуйста.
– Совсем просто. Я снова взбираюсь на крышу, беру трос, привязываю к нему барометр, опускаю вниз и измеряю длину троса.
– Господин Бор, побольше физики, пожалуйста.
– Ну тогда совсем просто. Я держу трос и раскачиваю барометр, как маятник, определяю время колебания при заданной длине маятника…
– Господин Бор, побольше математики, пожалуйста.
– Еще проще. Я жду восхода солнца, определяю длину тени, которую отбрасывает барометр, одновременно определяю длину тени, которую отбрасывает здание, и с помощью нескольких тригонометрических действий рассчитываю то, что Вы хотите узнать.
– Господин Бор, а нельзя ли еще упростить измерения?
– Можно. Я иду к привратнику и спрашиваю его, знает ли он высоту здания. Если знает, я дарю ему барометр.
Другие анекдоты
Кроме Бора о материале для анекдотов позаботились и другие ученые, например, к сожалению, малоизвестный широкой публике Вольфганг Паули, прокомментировавший выступление одного из коллег такими словами: «Это был фейерверк идей, т. е. много шума и мало света». Дерзость Паули известна даже самому Господу Богу. Когда физик вознесся на небо, Бог спросил его, что бы он хотел узнать. «Я хочу знать, – отвечает Паули, – почему значение постоянной тонкой структуры равно 1/137». Бог берет доску и начинает писать на ней математические формулы. «Оставь, – прерывает его Паули, – ничего не получится, я так уже пробовал».
